— Как так? Почему по шестисот?
— Около этого… разделите-ка, Билль, на шесть три тысячи долларов Дуна да пятьсот долларов Чайка, которые зашиты у него и спрятаны на груди.
— А вы почем знаете, Дэк? — изумленно спросил Чайкин.
— Я слышал, как вы об этом говорили на пароходе…
— Но я вас не видал на пароходе…
— Не мудрено: я тогда был с бородой… Так разделите, говорю, три тысячи пятьсот долларов на шесть, и выйдет около шестисот на брата… Ради этакого куша молодцы выедут…
— А что, Дэк, если против шести будет не трое, а четверо?
— Откуда у вас четвертый?
— А если я вас возьму в дилижанс и довезу до Фриски? И револьвер дам?
— Спасибо, Билль. Но я откажусь.
— Почему?
— Я не хочу стрелять в бывших товарищей. Если бы даже со вчерашнего дня я и переменил о них мнение, все-таки мне бы не хотелось поднимать на них руку. Это пахнет предательством…
— Пожалуй, вы правы, Дэк. Вы гораздо лучше, чем я думал.
— Предупредить я могу… это долг совести, но пристать к какой-либо стороне считаю неудобным. Я предпочту оставаться нейтральным в этом деле и не спеша продолжать путь до Фриски…
— В таком случае я возвращу ваш револьвер… Без револьвера неудобно?
— Как будто бы не совсем.
Минут через десять приехала почта, то есть небольшая тележка с несколькими десятками писем и посылок.
— Что так поздно, Джо? — обратился Билль к заспанному мальчику лет четырнадцати, который привез почту и начал ее укладывать в фургон.
— Дорога скверная, Старый Билль!
— А может быть, нам и спать хотелось, Джо?
— Хотелось, Старый Билль.
— И мы вздремнули. А, Джо?
— Вздремнули, Старый Билль!
— И лошади вздремнули?
— Очень может быть, Старый Билль!
— В следующий раз выспитесь хорошенько дома, Джо, перед тем как везти почту. Слышите?
— Слышу, Старый Билль.
— И хорошо слышите, Джо?
— Хорошо, Старый Билль. А вот посылочка лично вам, Старый Билль. Отец велел передать!
И мальчик подал Биллю корзинку с персиками.
— Это для кого же?
— Для вас, Старый Билль. Мать сказала: «Старый Билль любит персики».
— Поблагодарите, Джо, отца и мать. Персики отличные. Каков урожай, — сказал Билль, пробуя один крупный свежий персик, — в вашем саду?
— Отличный.
— Кушайте, джентльмены, персики… Попробуйте и вы, Джо. После сна приятно съесть персики… Дэк! Полакомьтесь да возьмите себе на дорогу! — говорил Билль, поставив корзину на сиденье.
Все стали есть персики и похваливали, пока Билль запрягал лошадей.
— А что на свете нового, Джо? — спросил Билль.
— Перемирие заключено.
— С этого следовало начать, Джо! Слышите, джентльмены? Конец войне и рабству!.. Ура! — радостно воскликнул Старый Билль.
— Ура! — повторили все.
— А еще что нового, Джо, у вас?
— Одного молодца повесили.
— За что?
— Пять лошадей увел.
— Лошадей-то вернули?..
— Вернули! Двадцать миль гнались за конокрадом. Нагнали, привезли к нам и ночью вздернули. Так и надо! Не кради лошадей! — энергично прибавил мальчик, внезапно оживляясь.
— Здесь за конокрадство строго! — шепнул по-русски Дунаев Чайкину.
— А еще что нового, Джо?
— Больше ничего, Старый Билль.
— Ну так до свидания, Джо. Кланяйтесь всем, да вперед не опаздывайте! Прощайте, Дэк! Еще раз спасибо вам!
И старый Билль крепко пожал руку Дэка.
— Револьвер получили?
— Вот он.
— И зарядов Дун дал?
— Дал.
— Возьмите и провизии.
И Билль отдал Дэку небольшой окорок, сухарей, бутылку рома и с десяток персиков.
Дунаев и Чайкин, в свою очередь, крепко пожимали руку Дэка и благодарили его.
А Дэк сказал Чайкину дрогнувшим голосом:
— Будьте счастливы, Чайк.
— Дай бог и вам счастия! — задушевно ответил Чайкин.
Все было готово. Дунаев и Чайкин сели в дилижанс. Билль взобрался на козлы.
— Будьте настороже, Билль, под Сакраменто, у Старого дуба… Желаю, чтобы игра разыгралась вничью, если встретитесь с агентами! — говорил Дэк. — Прощайте, джентльмены! Спасибо вам, Чайк!
— Надеюсь услыхать о вас хорошие вести, Дэк! Еще раз спасибо! — сказал Билль.
— Во Фриски зайдите ко мне, Дэк… Быть может, устроимся с местом. Я открываю мясную.
И Дунаев сказал свой адрес.
— Прощайте, Дэк! — крикнул Чайкин, снимая шляпу.
В ответ и Дэк взмахнул своей, когда Билль взял вожжи, и фургон покатился.
Несмотря на тревожные вести, сообщенные Дэком о готовящемся нападении, Чайкин на этот раз менее беспокоился, почти уверенный, что Старый Билль как-нибудь да проведет снова агентов и встречи с ними не будет и, следовательно, не придется обагрять своих рук кровью.
Эта уверенность в мудрость Билля поддерживалась и спокойствием, с которым тот принял известие, сообщенное Дэком… Спокойствие это чувствовалось Чайкиным и в покойной позе Старого Билля, и в его могучей широкой спине, и в тех неторопливых окриках, которыми он по временам понукал левую дышловую лукавую лошадь.
Все это не омрачило того хорошего настроения, в котором находился Чайкин по случаю поступка Дэка, свидетельствующего, что он, Чайкин, не ошибся в своей вере в Дэка.
«Совесть небось заговорила и повернула человека!» — думал Чайкин, вспоминая вчерашний день, когда Дэк мужественно ожидал, что его вздернут на дерево.
И Чайкин, душевно умиленный, радовался за «человека». Ему теперь этот Дэк казался близким, и будущая его судьба заботила русского молодого матроса.
— А ты, Дунаев, дай место! — обратился Чайкин.
— Кому? Тебе?
— Нет, Дэку.
— Отчего не дать!
— Не побоишься его взять?