— Значит, по-вашему, Чайк, убийц надо прощать?..
— Вспомните, Билль, прощал ли Христос.
— Ну, то давно было. А если прощать таких джентльменов, как эти, то по здешним дорогам нельзя будет ездить. А нам дороги нужны, чтоб заселять Запад. Нам нужны честные рабочие, а эти господа им мешают… Вам, Чайк, надо в пасторы идти… вот что я вам скажу… Когда еще будут люди любить друг друга — это вопрос, а пока надо возить почту и пассажиров без опасения… А вы все-таки очень хороший человек, Чайк! — прибавил взволнованно Билль.
И взволнован он был именно словами Чайкина, хотя и старался скрыть это. Но чувствовал и он благодаря этому крику возмущенного сердца ответственность свою перед совестью за жестокость возмездия… И, кроме того, вспомнил он и свое далекое прошлое.
И в сердце Старого Билля закралось сомнение. И разум его колебался.
Несколько секунд Билль молчал, словно бы проверяя себя, и наконец сказал, обращаясь к Дунаеву:
— В той чепухе, которую говорил Чайк, есть только два обстоятельства, заслуживающие внимания: первое — то, что вы сами, Дун, были дурак дураком, что хвастались деньгами, а второе — то, что намерение Морриса и Дэка укокошить нас не приведено в исполнение… Что вы на это скажете, Дун?..
— Это верно… И признаюсь вам, Билль, после того, что говорил Чайк, я бы взял свое слово назад.
— Какое слово?
— А насчет казни этих агентов…
Билль не без снисходительного презрения сказал:
— Странные вы, русские. Один готов всех прощать, а вы… готовы менять свои Мнения… Ну, да это ваше дело. А слова ваши уже взять обратно нельзя. Теперь за мной голос.
Моррис замер в ожидании. Дэк, казалось, спокойно ждал.
— Частным образом я скажу, что постановил бы такое решение: Морриса вздернул бы на дерево на берегу ручья, а Дэка не повесил бы, но так как это было бы несправедливо, то я подаю голос, ввиду вышеуказанных двух обстоятельств, против казни…
Чайкин весь просветлел и, перекрестившись, воскликнул:
— Душа у вас, Билль, добрая… Бог вразумил вас.
Моррис ожил. Дэк принял известие, по-видимому, безразлично.
— Но что же мы будем делать с молодцами? Я их не повезу дальше! — сказал после раздумья Билль.
— Оставим их здесь, Билль! — подал совет Дунаев. — Пусть добираются до Фриски как им угодно.
— Мы доберемся! — обрадованно заметил Моррис.
— Но только ружья и револьверы вы получите, джентльмены, потом, из конторы дилижансов, а пока путешествуйте без них… А затем еще просьба на честное слово, господа.
— Какая? — спросил Дэк.
— Не сделайте ничего дурного телеграфисту в Виргинии. Он не виноват, что не передал вашей телеграммы. Обещаете?
— Обещаю, Билль.
— А вы, Моррис?..
— Я ему размозжу голову, если он тронет телеграфиста! — отвечал за Морриса Дэк.
Билль приказал Дунаеву собрать ружья и револьверы канзасцев, и, когда это было сделано, их развязали.
Они тотчас же пошли к дилижансу, вытащили свой багаж и провизию. Моррис тотчас же достал бутылку рома, и налив себе стакан, проговорил:
— Ваше здоровье, Билль. Ваше здоровье, судьи.
— Вы за здоровье Чайка пейте… Если бы не он, быть бы вам на дереве…
— За Чайка я выпью отдельно. Ваше здоровье, Чайк!
Дэк сидел молча на траве.
И только когда Билль приказал Дунаеву и Чайкину садиться в фургон, Дэк крикнул:
— Будьте счастливы, Чайк.
Чайкин вернулся и крепко пожал руку Дэку и потом Моррису.
Через пять минут фургон покатил дальше. Дунаев и Чайкин очень удобно расположились на местах, которые занимали агенты большой дороги.
— Джентльмены, проснитесь!
Дунаев и Чайкин, проспавшие всю ночь, растянувшись в фургоне, быстро вскочили и взялись за револьверы, не разобравши спросонок голоса Старого Билля.
Но, увидавши его спокойное лицо, они тотчас же положили их за пояса и весело усмехнулись.
— Видно, агенты приснились? — засмеялся Билль. — И крепко же вы спали… Полагаю, что и кофе не мешает выпить и позавтракать… А утро-то какое!
Действительно, было чудное раннее утро, полное бодрящей свежести.
Фургон стоял в стороне от перекрестка, у небольшой речки. Вблизи горел костер, и над ним блестел на солнце большой медный кофейник.
Наши матросы побежали к реке мыться.
— Не торопитесь, джентльмены… Мы здесь простоим час, а то и два… Мы будем ждать почты из Сапервиля… Она должна быть в семь, а теперь всего пять…
Через несколько минут Билль и двое русских сидели за завтраком: ели ветчину и пили кофе.
Билль сказал, что он тоже отлично выспался, проспавши четыре часа.
— А где-то наши спутники теперь? — заботливо спросил Чайкин.
Билль с удивлением взглянул на Чайкина и ответил:
— А вы, Чайк, все жалеете их?
— То-то, жалею.
— Не беспокойтесь, не пропадут… А я полагаю, что вчера, Чайк, вы взяли на душу греха! — неожиданно прибавил Билль.
— Каким образом?
— А таким, что ошарашили нас с Дуном своими речами, и мы отпустили на все четыре стороны этих молодцев, вместо того чтобы их вздернуть…
— Грех был бы, если б вы решились на это, Билль.
— А я не чувствую греха, хотя мне и пришлось двух вздернуть.
— Неужели вы повесили людей, Билль? — испуганно воскликнул Чайкин.
— Повесил и нисколько не раскаиваюсь!.. И снова повесил бы, если бы нужно было!
— За что же вы, Билль, вздернули двух? — спросил Дунаев.
— А тоже агенты были и сделали на нас нападение. По счастью, пассажиры не растерялись и не позволили ощипать себя, как куриц… Агентов встретили пулями. Они бежали, а двое не могли: под ними были убиты лошади… Ну, мы их судили и осудили, и я привел решение суда в исполнение…